<< 2. Древние о звёздах
| Оглавление |
4. От Ньютона до Джинса >>
Возрождение интереса к звёздам
|
Наступили времена великих географических открытий, и светская власть ощутила потребность в астрономии: стало поощряться строительство обсерваторий в публикация астрономических таблиц, необходимых для навигации. Но даже занятые практической деятельностью, разве могли ученые игнорировать фундаментальные вопросы мироздания: на рубеже XVI и XVII столетий появляются великие мыслители - Коперник, Бруно, Галилей, Кеплер,... Свои новые взгляды на устройство мироздания они отстаивали в борьбе не только с церковной цензурой, но и с косностью ученых мужей, представителей светской науки.
Галилей писал: "Сдается мне, что [у некоторых существует - авторы] твердое убеждение в том, будто при философствовании необычайно важно опираться на мнение какого-нибудь знаменитого автора... В действительности же... все обстоит не так. Философия написана в величественной книге (я имею в виду Вселенную), которая постоянно открыта нашему взору, но понять ее может лишь тот, кто сначала научится постигать ее язык и толковать знаки, которыми она написана. Написана же она на языке математики." [7]
Творцы новой науки призывают покончить с цитированием древних классиков и обратить глаза и мысли к природе, не принимая ничего на веру. "...Сильное удивление, начало философии, предшествует жажде познания, благодаря которой интеллект, чье бытие есть понимание, укрепляет себя исследованием истины",- писал выдающийся немецкий мыслитель Николай Кузанский (1401-1464) в трактате "Об ученом незнании" [9]. Еще лучше отточена эта мысль в "Опытах" Мишеля Монтеня (1533-1592): "В начале всяческой философии лежит удивление, ее развитием является исследование, ее концом - незнание." [10]
С удивлением мыслители эпохи Возрождения обнаруживают, что в картине мироздания, созданной корифеями древности, отсутствует логика. Николай Кузанский первым порывает с аристотелево-птолемеевым представлением о Вселенной и логически приходит к идее о Вселенной без центра и края, о равноправии Солнца и всех прочих звезд. В конце XVI века идеи Н. Кузанского воспринял и развил Джордано Бруно (1548-1600). Однако широкого распространения они не получили в силу своей умозрительности. Необходим был эксперимент, прямое наблюдение, способное потрясти сознание масс. Произошло это через 10 лет после казни Бруно, когда был построен первый телескоп.
Истинное удивление и интерес к звездам пробудился у исследователей природы вместе с рождением телескопа. Современники Галилея по достоинству оценили созданный им новый инструмент: "Низкий поклон твоему, Галилей, телескопу, что звезды приблизил", - писал Иоганн Фабер, соратник Галилея по Академии деи Линчеи. Хотя традиционно считается, что основные астрономические открытия Галилея связаны с Солнечной системой (спутники Юпитера, фазы Венеры, пятна на Солнце, горы на Луне и т. д.), не будем забывать, что и в мире звезд Галилей открыл несколько принципиально новых явлений. Об одном из них нам напоминает И. Фабер: "Новые звезды с небес к нам сквозь линзы спустились, равно и те, что Путь Млечный несметной толпой устилают". О втором открытии пишет, обращаясь к Галилею, другой его соратник по Академии - Франческо Стеллути: он замечает, что хотя великие астрономы древности совершили немало удивительных открытий, "но и они не думали, что светлые пятнышки в небе превратятся в многие тысячи звезд" [7]. Именно открытие звездных скоплений, как мы увидим дальше, дало ключ к пониманию звездной эволюции.
Мысли самого Галилея о природе звезд нетрудно обнаружить в его "Диалогах". Вот Сагредо обращается к Симпличио: "...вы считаете звезды не чем иным, как только более плотными частями небес, а если это так, то плотность звезд должна почти бесконечно превосходить плотность остального небесного пространства; это очевидно из того, что небо в высшей степени прозрачно, а звезды в высшей степени непрозрачны и что там наверху нет никакого иного свойства, кроме большей или меньшей плотности, которое могло бы быть причиной большей или меньшей прозрачности." П самом деле, трудно что-либо возразить в ответ на такое утверждение, даже принимая во внимание самые современные сведения о формировании звезд из крайне разреженной межзвездной среды.
Однако мы еще больше удивимся, прочитав в "Диалогах" следующее: "Если существуют такие противоположности [плотности - авторы] среди небесных тел, то они также необходимо должны быть возникающими и уничтожаемыми." [8] Остается лишь догадываться, из каких соображений исходил Галилей, говоря о разрушении и воспроизведении звезд. Возможно, ему были памятны вспышки звезд, обнаруженные Тихо Браге в 1572 г., а также самим Галилеем, Кеплером и Д. Фабрициусом в 1604 г.
До появления телескопа Галилея не было полной ясности в вопросе о различии планет и звезд: с давних пор оно представлялось чисто кинематическим (планеты - "блуждающие звезды") и существовала изрядная путаница по этому вопросу. "Я полагаю, - писал Джордано Бруно, - что Земля есть звезда и что ей подобны Луна, планеты и другие звезды..." (цит, по [16]). Но наблюдения Галилея показали, что у планет есть диск, тогда как звезды и в телескоп кажутся точками. Правда, Галилею иногда казалось, что "шарики неподвижных звезд, особенно более крупных, легко различимы", что в телескоп он видит "едва заметный диск Сириуса", "диаметр которого не достигает и одной десятой диаметра Юпитера" (т. е. <=3" - 4"). Судя по всему, источником заблуждения Галилея было атмосферное размытие изображений звезд и несовершенство оптики. Впрочем, он не акцентировал внимание на факте наблюдения звездных дисков, отмечая значительно более важный факт, а именно то, что звезды являются самосветящимися телами, тогда как планеты - нет: "Луна и все другие планеты внутри темны и сверкают, только когда их освещает Солнце" [7].
С одной стороны, изобретение телескопа усилило интерес публики к небесным светилам, а также к работам Коперника и Бруно, но с другой - заставило церковную цензуру более серьезно взяться за дело. Последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, явился труд Галилея о солнечных пятнах (1613 г.): в 1616 г. "святая конгрегация" объявляет, что учение Коперника противоречит Библии. Работать стало небезопасно. Хорошо известна судьба Галилея. А вот как приходилось лавировать Декарту (1596-1650), пожелавшему в 1644 г. публично высказаться об эволюции Вселенной:
"Не существует никакого сомнения в том, что мир с самого начала создан вполне законченным; так, Солнце, Земля, Луна и звезды произошли именно такими, какие они теперь, ... Именно так учит христианская религия... Тем не менее, чтобы правильнее понять природу..., было бы гораздо полезнее подумать о том, как они могли постепенно развиться из семени, вместо того, чтобы считать их с самого начала произошедшими от руки Творца. Если бы мы могли найти простые и легко воспринимаемые принципы, с помощью которых доказали бы, что звезды, Земля и все живущее в мире происходит из семени, то мы поняли бы их гораздо лучше, чем при простом описании того, каковы они, хотя мы и знаем, что они произошли выше приведенным способом. Я верю в возможность найти такие принципы и потому опишу их здесь вкратце" (цит. по [1]).
Эволюционные идеи Декарта произвели большое впечатление на современников; ведь у его великих предшественников - Галилея и Кеплера - были совсем иные взгляды на жизнь звезд. В 1610 г., комментируя открытие Галилеем звездной природы Млечного Пути, Кеплер писал:
"Поэтому в будущем они [ученые] воздержатся от того, чтобы вместе с Браге рассматривать кометы и новые звезды как порождение Млечного Пути, если только они не желают говорить нелепости о гибели совершенных и вечных небесных тел." Знал бы Кеплер, как недалеко прошел он от истины! Однако в вопросе о сущности звезд Кеплер не заблуждался: он утверждал, что "неподвижные звезды испускают свет изнутри, а плотные планеты, наоборот, очерчены снаружи. Иначе говоря, если воспользоваться словами Бруно, неподвижные звезды - это Солнца, а планеты - Луны или Земли" [12]. При этом Кеплер скептически относился к учению Дж. Бруно о бесконечности Вселенной и бесчисленности в ней звезд, выдвигая в качестве контраргумента рассуждение о темноте ночного неба, но существу совпадающее с фотометрическим парадоксом Г. Ольберса, сформулированным лишь в 1826 г. Несмотря на то, что сам Кеплер считал Солнце уникальной звездой, а нашу планетную систему - единственной, он понимал, что окончательное решение этого вопроса находится в руках наблюдательной астрономии: "Вопрос о спутниках неподвижных звезд останется нерешенным до тех пор, пока кто-нибудь, владеющий искусством производить необычайно точные наблюдения, не откроет их" [12].
Первые годы телескопических наблюдений принесли открытие не только новых звезд, но и разреженного межзвездного вещества. В 1612 г. Н. Пейреск (1580- 1637) впервые упоминает в печати о "большой туманности Ориона"; в том же году С. Мариус (1570-1624) первым в Европе наблюдает и описывает большую туманность Андромеды (в течение последующих трех веков эта и другие спиральные галактики считались сравнительно близкими газовыми образованиями). Тогда же, в первой половине XVII века, в основном трудами учеников Галилея - Эванджелисты Торричелли (1608- 1647) и Джованни Альфонсо Борелли (1608-1679) были заложены основы гидравлики и пневматики. Вероятно, все это и подтолкнуло Рене Декарта к формулировке новой космогонической идеи, в которой главную роль играет вихревое, кругообразное движение эфира, захватывающее и сжимающее вещество будущих звезд и планет. Декарт, как, впрочем, и Кеплер, считал, что мир сплошь заполнен тончайшей материей - эфиром, который практически несжимаем и потому способен двигаться лишь по замкнутым траекториям. Это вихревое движение эфира играло в космогонии Декарта ту же роль, какую в большинстве других теорий позже стала играть сила всемирного тяготения.
Хотя в вопросах механики Декарт изрядно заблуждался, его теория формирования звёзд и планет в результате вихревого движения космической среды многие годы привлекала внимание ученых и находила последователей. "Линию Декарта" в звездной и планетной космогонии можно проследить до наших дней: начиная от шведского энциклопедиста Э. Сведенборга (1688-1772) и до современных астрофизиков - К. Ф. фон Вейцзеккера, Г. Гамова, Л. М. Озерного, А. Д. Чернина, Я. Оорта, Э. Харрисона, X. Сато и др.
Итак, важнейшей заслугой Декарта была ясная эволюционная идея. Например, в письме к Томасу Мору он писал: "Наши мысли не могут охватить того, что мир имеет границы, поэтому мы говорим: он безграничен. Но из его безграничности в пространстве не следует бесконечность во времени". В письме к М. Мерсенну Декарт замечает: "Я не сомневаюсь, что и звезды всегда несколько изменяют свое взаимное расположение, хотя их и считают неподвижными". Декарт высказывал вполне конкретные идеи об эволюции звезд. Так, он считал, что с увеличением числа и размера пятен Солнце или звезда может постепенно потускнеть и, наоборот, - с уничтожением пятен они становятся ярче (напомним, что в 1639 г. была открыта циклическая переменность звезды Мира Кита). "Если пятна покрывают всю поверхность звезды, - утверждал Декарт, - то у нее может образоваться твердая кора и звезда превратится в планету". Отголоски этих идей встречаются затем в различных космогонических теориях в течение нескольких столетий, а некоторые идеи Декарта, например, об изменении яркости больших участков звездной поверхности (то есть о пятнах), здравствуют и поныне.
<< 2. Древние о звёздах | Оглавление | 4. От Ньютона до Джинса >>
|
Публикации с ключевыми словами:
Протозвезды - звездообразование
Публикации со словами: Протозвезды - звездообразование | |
См. также:
Все публикации на ту же тему >> | |
